Штат О’Гайва
Именно так — «Штат О’Гайва» — называют эту территорию сами её обитатели. Когда-то здесь даже был бар с таким названием. Рассказывают, в нём показывали стриптиз, который считался первым на Гайве, а жители дома стряхивали мусор с ковров со второго этажа на головы выходящих из заведения посетителей. Сейчас на этом месте унылая «Бургерная». Лихая жизнь когда-то самого хулиганского микрорайона Перми переместилась на другие адреса.
На Гайве считают, что Пермь пошла отсюда, а значит, и весь город старше как минимум на 100 лет. Есть исторические данные — переписные книги 1623 года, где, действительно, содержится упоминание о нескольких дворах на Гайве.
Вплоть до начала XX века Гайва была всего лишь деревушкой, где случались тетеревиные тока, обильно росли грибы и ягоды, а также было полно рыбы. Осетрина и сёмга шла сюда на нерест, а местные жители ловили её неводами: во время путины каждый двор имел собственную неделю, во время которой на реку выходили только его обитатели. Улов продавали в Пермь: причём у каждого гайвинца были свои покупатели. Только им и привозили завёрнутую в марлю рыбу.
Век назад большую часть жителей Гайвы составляли Трутневы, которых, как в сказке, было три брата. Один из них, Илья, в 1903 году купил буксирный пароход и ходил на нём капитаном. Старожилы рассказывают, что он дружил с Николаем Мешковым, и якобы тот даже к нему в гости на Гайву приезжал. Ещё, говорят, владел Илья Трутнев двухпалубным пароходом, рестораном в Перми и добывал известь. На последней и разбогател. Когда пришла новая власть, всё у него национализировали.
Легенда гласит, что в ссылку, на север Пермской области, сын Ильи Трутнева отправился на своём же буксирном пароходе. В 1938 году он вернулся и... поступил на когда-то своё судно, получившее имя «Братство», вольнонаёмным капитаном. Есть его фотография 1948 года на капитанском мостике этого буксира — значит, как минимум до этого времени он ещё работал.
По другой легенде, всё своё богатство он зарыл в землю, и даже находились охотники искать этот клад.
Другая передаваемая из уст в уста гайвинская история — о богатой поповской дочке, которая в 1913-1914 годах пряталась здесь от преследователей у брата Трутнева.
Алла Романова, журналист газеты «Среда», записала такой рассказ одной из очевидиц:
«Сложили всё в кованый сундук, поставили под мамину кровать варшавскую. Все её золотые и серебряные вещи, украшения, подсвечники, шубы лисьи, и другие, и фарфор, всё. И вот однажды приехали грабители, да на трёх подводах... А у нас все дома были соединены «своей сигнализацией»... Дом с домом соединялись шнурами, внутри у каждого колокольчик — на случай опасности. Все дома таким образом были между собой соединены. Вот папа дал сигнал по этому колокольчику, и сбежались все соседские мужики, вооружившись кто чем — у кого ружья с дробью, у кого топор. Ну и те жулики быстро сели на подводу и уехали. Дева эта прожила у нас до весны, потом подошёл пароход специально за ней, и всё её богатство погрузили».
Вплоть до 1930-х годов на Гайве было тихое, «богоспасаемое» место, где даже не имелось электричества: 50 дворов, магазин да столовая. В школу ходили в посёлок Чапаевский. Весной мост через Гайву сносило, и ездили на лодках, благо, они были в каждом дворе.
В начале 1930-х начались изыскательные работы для строительства Камской ГЭС: Пермь задыхалась без электричества, к тому же были планы построить на том месте, где сейчас расположен «Камкабель», алюминиевый и магниевый заводы. Но вскоре стройку забросили, объявив «вредительской», а гидростроителей передвинули на другой фронт работ, кого-то даже посадили.
В Великую Отечественную войну здесь добавилось эвакуированных, появилась рыболовная артель, которая часть рыбы сдавала государству, и контора Камлесосплава — вот и вся гайвинская экономика.
Большая жизнь вновь здесь закипела в 1949 году со строительством Камской ГЭС, которую иногда называли витиевато «Энергетическая жемчужина Сталинского Урала».
Первым делом пригнали заключённых. В 1954 году пришёл этап, который в местной памяти закрепился как «Берлинский» — военные, которые дошли до Берлина, но были осуждены по разным статьям. К ним относились уважительно — всё-таки всю войну мужики прошли. Они находились почти на положении вольнонаёмных. По гайвинским преданиям, эти заключённые жёстко схлестнулись со шпаной, которую пригнали из Усольлага и якобы «берлинские» победили — «заставили их жить и работать по советским понятиям». Однако для усмирения бунта пришлось даже вызывать воинские подразделения.
Жили строители Камской ГЭС в бараках и, отчего-то, в юртах. Начальником строительства какое-то время был знаменитый Акоп Абрамович Саркисов (1907-1971), который после строительства Камской ГЭС был «переброшен» в Узбекистан, где стал национальным героем: в Голодной Степи он построил водный канал, который теперь носит его имя. Благодаря Саркисову в пустыне буквально стали расти яблоки, как в песне.
Затем стройку возглавил великий Иван Иванович Наймушин (1905-1973), тот самый, которому установлен памятник у Братской ГЭС.
Борис Коноплёв (1919-2008), который был парторгом этой стройки, в книге «Убеждений своих не меняю» (Пермь, 2006) вспоминает, что на руководящих должностях, особенно инженерных, работало немало репатриантов из Китая, в том числе и закончивших американские университеты. Это вызывало огромное беспокойство со стороны обкома и горкома КПСС. Наконец, в 1952 году бюро горкома поставило вопрос ребром — коллектив нужно «прошерстить».
Борис Коноплёв вспоминал:
«Мы с Наймушиным молча вышли и долгой дорогой, пока ехали домой, обдумывали произошедшее. Я не выдержал и спросил Ивана Ивановича: «Ну так что будем делать?» Не спеша, как всегда, он ответил: «Они своё слово сказали, а ведь нам надо работать, надо стройку заканчивать с тем народом, что есть. Думаю, торопиться не надо». Иван Иванович оказался прав».
Всего на строительстве Камской ГЭС работало около 20 тыс. человек — самая крупная стройка на тот момент в СССР. Основной контингент — заключённые. Они называли Коноплёва не «товарищ парторг», а «гражданин парторг». А он организовал среди них не социалистическое, а трудовое соревнование.
Самой большой была группа так называемых «пораженцев». Те, кто, например, в войну говорил, что «наши самолёты плохие, немецкие лучше», что «мы проиграем». Они жили в отдельном лагере. У них была чистота и порядок. Во втором лагере, где Лаврова городок (микрорайон Молодёжный — ред.), жили бандюги и шпана. Они, конечно, делали себе навесы, салоны, где некоторые отдыхали, а другие за них работали.
Коноплёв рассказывал, что заходил в их барак один и без охраны. Он вспоминает:
«Ни одного случая не было диверсии против меня или ещё чего-то. А ведь они с лопатами работали, с кирками. Легко могли, если бы захотели, что-нибудь сделать. А я ещё ночью любил ходить по строительству. Меня предупредили, чтобы не ходил: «Как стукнет кто-нибудь тяпкой». Я стал осмотрительнее, не так беззаботен. Перестал ночью ходить».
Происшествия, конечно же, были, и страшные. Так, однажды «урки» подожгли жилой барак с «вольными»: снаружи закрыли дверь и плеснули керосином, чтобы лучше горело.
Рассказывают, что так расплачивались за проигрыш в карты. Погибли люди, в том числе дети. Дом, в который расселили погорельцев, до сих пор стоит на Гайве, и некоторые из них живы.
Были и другие случаи, которые из нашего времени кажутся странными: так, заключённые попросили и для них провести траурный митинг, когда умер Сталин.
«Пятая зона», «Вторая зона» — так до сих пор некоторые именуют места на Гайве, хотя у них, конечно же, давно уже другие названия, никак не связанные с заключёнными.
Галина Силина, художник-оформитель Пермского академического театра оперы и балета:
— Я жила в Первой зоне и думала, что это — нормальное название районов. Когда приехала в город и стала общаться, то мне объяснили, что на зоне живут заключённые. И на меня многие смотрели с удивлением, так как Гайва в то время, в конце 1960-х, занимала первое место по всяким хулиганским разборкам.
На строительстве Камской ГЭС работал и Вильям Гергерт (1911-1999), написавший впоследствии пронзительные воспоминания «Дорога света» (Пермь, 1981) и «Мечта и грешная земля» (Пермь, 1994). Обе книги местами похожи, но только во второй из них, вышедшей после перестройки, он честно и горько рассказывает, почему оказался на стройках Широковской и Камской ГЭС — в качестве «мобилизованного немца», человека без паспорта и прав. Фактически — без вины осуждённый.
Это, пожалуй, лучшие книги, написанные о строительстве больших производственных объектов Пермской области. Фактическая насыщенность, драматизм и хороший русский язык выводит их в разряд неординарных изданий.
Гергерта бросали руководить стройками самых сложных участков. То в очень короткие сроки нужно создать парк, да ещё и с рестораном. Выполнили. (Кстати, на открытие приезжал Рашид Бейбутов из Баку, в те годы очень популярный певец.) А фонари были в форме кисти цветов белых ландышей! То трёхэтажную школу нужно построить за три месяца. И с этим справились.
Больших мучений стоило построить высотное здание центрального пульта управления со шпилем, который гайвинцы называют «Кремлём». Пришлось создавать мастерскую лепных украшений, найти гранитчиков, решать вопрос подачи материалов на большую высоту и т. д., и т. п. Когда уже всё было готово, и осталось только поднять готовый сварной шпиль со звездой, как вышло постановление об архитектурных излишествах. Шпили приравнивались к колоннам и запрещались. Гергерт узнал об этом по дороге в Кисловодск. Возвращаться не стал. «Его, наверное, сегодня уже поднимают. Пусть лучше его установят, а то переделки обойдутся дороже», — таков был ход его рассуждений.
Гайва застраивалась как могла: строились и щитовые финские домики на три комнаты, и немецкие двухуровневые коттеджи с подполом, верандой и приусадебным участком для начальства, и просто бараки: люди были рады-радёшеньки получить там комнату — теснота-то была страшная. Не хватало всего.
Сергей Бородулин в спецвыпуске журнала «Ретроспектива» (2009 год), посвящённого Камской ГЭС, пишет о визите Георгия Маленкова, тогда — министра энергетики, на Камгэсстрой в 1955 году. Когда Маленков пошёл осматривать бараки, в одном из них заплакал ребёнок. Он постучался. Ему никто не открыл. Три раза подходил министр к двери, наконец, пришла его мать и объяснила, что она была на работе, а очередь в детский сад очень длинная. Тогда по приказу Маленкова из четырёх домов выселили всех руководителей постройкома и устроили в них детский сад.
По улицам Гайвы ещё ходили козы и куры, но рывок к цивилизации был сделан уже тогда. Достаточно сказать, что центральная улица этого микрорайона — Репина — возле Дворца культуры им. Чехова имеет ширину 70 метров. Как раз то, что сейчас нужно.
Постепенно всё как-то благоустраивалось. Привезли из Харькова довольно хорошую скульптуру Чехова, а возле бани поставили настоящую итальянскую мадонну — её снабженец со склада получил. Откуда она взялась — никто не знает. Говорили, что из ленинградских запасников, мол, осталась тут в эвакуации. Правда, простояла она недолго. «Вы что, смеётесь?» — сказал архитектор Кунф, и статую переместили к Дворцу культуры. В пару к мадонне поставили скульптуру Чайковского. Но вскоре обе убрали, и сейчас уже никто не знает, куда. А вот Чехов до сих пор стоит. А «смотрит» композитор на чудесный лепной фонтан, который сохранился с 1950-х годов.
В конце 1950-х Гайва получила второе дыхание: начал строиться завод «Камкабель». В местной гостинице тогда жили англичане, которые приехали контролировать установку своего оборудования, и шведы, проводившие шеф-монтаж прессов. А вот итальянцев и японцев спустя несколько лет сюда уже не пустили — «Камкабель» к тому времени стоял уже в окружении секретных и совершенно секретных заводов.
Сергей Бородулин пишет, что «коллектив пермского «Камкабеля» можно сравнить с лесковским Левшой, которому вручили механическую блоху со словами Государя: «Я на своих надеюсь», а «мелкоскопа» не дали. И кабельщики почти так же, как тульский оружейник, могли сказать после самостоятельной установки сложнейших (импортных) технологических линий: «мелкоскопа мы не имеем, у нас так глаз пристрелявши».
Иностранцы на «Камкабеле» появятся снова уже только в конце 1980-х, а в сентябре 1992 года этот завод посетил настоящий шейх из Объединённых Арабских Эмиратов. По просьбе «Камкабеля» ему был выделен телохранитель из сотрудников УВД — своих служб безопасности ещё ни на одном пермском предприятии тогда не было.
В том числе для приёма иностранных гостей в середине 1990-х «Камкабель» построит на Гайве самую современную, европейского уровня гостиницу, официальное название которой никто не помнит, и которую все называли просто — «Шведка».
На экспорт свою продукцию «Камкабель» стал поставлять уже через год после пуска. Первой была Румыния и далее, как говорится, везде: кабели здесь делали и для тропиков, и для арктических морозов, и для морского солёного тумана.
Все «золотые годы» «Камкабеля» это предприятие возглавлял Илья Троицкий. Евгений Сапиро пишет о нём в своих мемуарах:
«У И. Троицкого была ещё одна черта, не очень-то характерная для советского директората. Подчёркнутая независимость. В том числе и от обкома партии. Достаточно независимыми были и другие пермские директора. Но это были «генеральные», оборонщики, с правительственной спецсвязью на столе, с прямым выходом на ЦК, на министра. По-нынешнему — имеющие надежную «крышу»... И. Троицкий, по моему мнению, поступал чисто по-инженерному: определял, целесообразно или нет выполнять указания свыше. И если приходил ко второму выводу, то их игнорировал».
За что и поплатился: «царь Борис» в 1981 году снял его за игнорирование приказа о строительстве свинарника на тысячу голов. «Упрямишься! Ищи другую работу», — якобы сказал Троицкому Борис Коноплёв. Эта и ещё одна отставка — директора Пермского конезавода Соколова — две главные претензии местных элит к бывшему первому секретарю обкома КПСС.
Следующий директор «Камкабеля» — Феликс Демиковский — поступил по-людски: принял Троицкого обратно на завод, но на должность чуть ниже.
Обратной стороной производственных успехов «Камкабеля» было загрязнение окружающей среды — и воды, и воздуха. Были даже случаи, что останавливали работу — такая была загазованность в цехах. Это было ЧП, но не экологическое — райком партии квалифицировал одно из таких происшествий как забастовку. План был превыше всего, ведь за кабель платили твёрдой валютой!
Именно забота о плане стала причиной тяжёлых последствий для здоровья людей в результате печально известной аварии 1987 года. Тогда в одном из цехов разлилось 50 кг ртути, но план надо давать несмотря ни на что, поэтому работу цеха не остановили, людей не вывели. Так, при них, и утилизировали ядовитое вещество.
Менялся состав жителей Гайвы: на «Камкабель», одно из самых современных предприятий в своей отрасли, ехали выпускники из вузов Москвы, Ленинграда, Харькова, Томска и, естественно, Перми.
Окончательный удар по «хулиганке» был нанесён в 1981 году, когда на Гайве разместили учебное заведение, которое сейчас называется Пермский военный институт Внутренних войск МВД РФ. У него даже почтовый адрес звучит угрожающе: Гремячий Лог, 1.
Помимо собственно кабелей в конце 1980-х «Камкабель» стал производить электромиксеры «Рифей», которые называли ещё «мечтой гайвинских хозяек». Поддавшись общему психозу восточных гороскопов, наладили выпуск подсвечников в виде змеи, но самым ходовым товаром были пластмассовые вёдра.
Когда в 1989 году открылся магазин «Сделай сам» по продаже товаров народного потребления и неликвидной продукции «Камкабеля», то в первый же день было продано 3 тыс. пластмассовых вёдер!
В начале 1990-х в Перми было несколько предприятий, где миллионером стать было очень легко. Широко известно, что продажи калийных удобрений на экспорт были сверхрентабельны: внутренняя цена и та, которую давали за этот товар в Европе и Америке, отличались в десятки раз. То же было с кабелем, вернее, с медными чушками, которые получали по министерской разнарядке.
https://www.newsko.ru/articles/nk-467271.html
